Как исправник поймал шпиона
Человек-загадка
1916 год. Идёт война. В Аткарском уезде появляется человек-загадка Антон Шанцер, приехавший из Киева. На свою беду, священник отец Николай свёл с ним близкое знакомство. Это и явилось причиной серьезного разбирательства. Об этом рассказывают страницы дела Саратовской духовной консистории.
Всё началось с того, что местный исправник заметил, что в селе Шереметьевка живет австрийский подданный Шанцер, что по военному времени обращало на себя пристальное внимание. Обитал он в имении, где себя вёл как хозяин. Однако по документам он никакого отношения к большому хозяйству не имел. Владелицей была молодая дама Каролина Малюга, которая явно питала сердечную склонность к Антону Шанцеру, но по закону опять-таки их отношения оформлены не были.
Почему хозяйкой числилась подруга австрийского подданного? Исправник, а затем и саратовский губернатор пришли к выводу: иностранец скрывает имущество от секвестра российской казной, а потому и оформил всё на близкую женщину-россиянку – якобы она у него купила имение.
Однако беспокойство по поводу своего добра у австрийца всё-таки было. Да и не без основания – уж слишком рискованным делом он занимался. Ведь по распоряжению главного начальника Киевского военного округа Антон Шанцер был выслан за пределы округа как опасный шпион.
Наверное, как и все люди его профессии, он чувствовал опасность, и собрался решить, по крайней мере, дело по секвестру имения в свою пользу. И выбрал доверителем почтенного человека - священника отца Николая, который служил в шереметьевской церкви.
Шпион был добр и щедр
Отец Николай (Эбервейн) был просто-напросто беден. Когда его перевели в Шереметьевку, он, конечно, узнал, что в приходе есть имение Малюги, а в нём живут состоятельные люди. Познакомился батюшка с управляющим Жеребцовым, потому что на ничтожный доход семья священника существовать не могла. А вот управляющий и Антон Шанцер были очень добры и сочувственно относились к нуждам отца Николая, что, естественно, расположило его к этим людям. Понемногу священнику стали давать поручения – скажем, купить что-то для домашнего обихода. Так и объяснял отец Николай тот факт, что у Жеребцова нашли расписки на какую-то сумму, подписанные батюшкой – ведь управляющему нужно было отчитаться перед хозяйкой Каролиной. И священник стал подрабатывать в имении - вести конторские книги. На сцене появился Антон Шанцер, который весьма благоволил к гостю. Всё это и послужило основанием для обвинения Эбервейна в том, что он состоял подпольным доверенным Шанцера.
Однако отец Николай в своём объяснении суду заявил, что это – наветы, сделанные его неизвестными врагами, которые скрываются и не дают ему возможности бороться. «Сам думаю, - писал он, - что с подданным враждующей страны, если он был им по существу, не должно быть и хорошего знакомства, как у меня с Шанцером. Меня интересовало, что заставляет его жить в чужом имении, и каковы его отношения с Каролиной. Я подумал, что Шанцер душою русский человек, и то, что он не принял российского подданства – чистая случайность».
И как же не думать – ведь Антон Шанцер упрекал своего хорошего знакомого в запущенности храма, и обещал дать денег на ремонт. Более того – после пожара в Шереметьевке он благодушно принял отца Николая, который просил у него помощи для крестьян, дал погорельцам стройматериалы и деньги.
Но обыск, сделанный у любезного человека Шанцера, заставил священника сильно засомневаться. Что же это за человек?
«Очки справедливости»
Исправник давно следил за развитием дружбы Эбервейна и Шанцера. Когда его подозрения, что священник помогает шпиону, может, не ведая, что творит, укрепились, он подал бумагу губернатору, а тот дал сведения в консисторский суд. На руку обвинению сыграл даже тот факт, что батюшка подрабатывает в конторе по разработке леса конторщиком, а это учреждение находится как раз во дворе экономии Малюги. И почему его всё тянет к загадочным хозяевам имения?
Отец Николай в ответ разразился обвинениями: ведь подавал он прошение владыке Палладию, чтобы его перевели из этой Шереметьевки, но епископ отказал, да притом в очень обидной форме. А перевели бы, так и не тяготело бы теперь над головой такое подозрение. Что же касается исправника, «блюстителя порядка, тишины и права», то он держит на службе плохих агентов, которые ложно доносят ему, а он их совсем не проверяет. «Если уж господин исправник строго следит за мной, как за преступником, - писал отец Николай, - то он очень близорук. Если б он обладал хорошим зрением, то знал бы, что ещё у одного священника округа дома живёт австрийский подданный, и даже офицер. А в некоторых случаях он почему-то дальнозорок, что тоже ненормально. Для правильного зрения я бы посоветовал ему очки справедливости».
Точка в деле была поставлена: шпиона выслали. Священника же уволили за штат. Епископ предложил духовной консистории иметь о нём особое мнение, да ещё и ни в каком случае не давать ему отпуска в другие губернии.
Конечно, отец Николай, который пострадал, может быть, только из-за своей доверчивости, тяжело переживал наказание. Но неизвестно, что хорошо, а что плохо. Дело закончилось в апреле 1917 года, а вскоре Эбервейн наверняка вздохнул с облегчением, что встретил такие времена, по существу, конторщиком, а не человеком в рясе.
Татьяна Борисова
Journal information